Роза и Крест (СИ) - Пахомова Элеонора (читать полную версию книги TXT) 📗

— Чем вызвано ваше желание вступить в Орден? — строго спросил тот, что моложе.

Мирослав хорошо понимал, что они хотят от него услышать. Он безошибочно рапортовал о своей увлеченности идеями Кроули, о том, что считает Телему единственно верной религией, а «Книгу Закона» — единственно истинным священным писанием, и прочее-прочее. Не похоже было, чтобы его льстивые, правильно выверенные речи умаслили парня напротив — взгляд его по-прежнему оставался тяжелым и прямым, ни одна морщинка на веках не сложилась в одобрительную складку. Однако старший экзаменатор, казалось, был Мирославом доволен. Он с интересом разглядывал пришедшего на собеседование неофита, время от времени кивая и близоруко щурясь. В конце концов, он достал из нагрудного кармана узкий очечник, нацепил на нос диоптрии в еле заметной металлической оправе и запустил руку в стопку бумаг на столе.

— Вот, — он протянул Погодину тексты, распечатанные на обычном принтере. — Изучите пока эти материалы. Мы свяжемся с вами.

Текстов оказалось два. Один из них принадлежал авторству Алистера Кроули и назывался «Ритуалы инициации Ордена Храма Востока. Степень Минервал», второй — «Учебные материалы для кандидатов в Орден».

Из первого материала Мирослав узнал о процедуре посвящения в нулевой градус Ордена. В шатре, символизирующем «Лоно Нуит, из которого происходит все сущее», его будет ждать Саладин, он же посвятитель, а приведет его туда Эмир — Черный Страж. Предварительно ему завяжут глаза и руки. Саладин задаст определенные вопросы, Мирослав даст определенные ответы, его признают своим, освободят от пут, снимут с лица повязку и пригласят к братской трапезе.

Во втором тексте давались указания, что должен знать кандидат, претендующий на вхождение в Орден, а именно: четыре стихии, двенадцать знаков Зодиака, элементы Стихий, семь древних планет, двадцать два Аркана Таро, четыре каббалистических мира, пять частей человеческой души, десять Сфирот Древа Жизни, малый ритуал Изгоняющей пентаграммы.

После собеседования Погодин устроился на крыше «Ритц-Карлтон», заказал двойной эспрессо и чизкейк, медленно пролистывая полученные распечатки. Через двадцать минут пятый IPhone, лежащий на столике рядом с белым блюдцем, издал два коротких сигнала, на дисплее высветилась смс: «Завтра. 18.00. Адрес…». Погодин самодовольно хмыкнул, отпил кофе и воззрился на панораму Москвы.

На следующий день он переступил порог ангара по указанному адресу. Связанного, с повязкой на глазах, его провели вглубь помещения. Он стоял, ожидая приглашения в шатер, прислушиваясь в гулкой тишине к низкому женскому голосу, который звучал совсем рядом.

— Что ищешь ты в землях Египта? — спросил мужчина.

И женский голос медленно потек по помещению, словно густой сизый туман, заполняя низкими нотами пустоты и щели.

— Я, Фрида Волошина, будучи беспомощной пленницей в вашей власти, объявляю тем самым, что я — уроженка Коринфа, полноправная гражданка города Афины, союзника Митилин, и что я с миром держу путь свой в Гелиополис, Город Солнца, в поиске Света, Истины, Мудрости и Мира. Кротко, но искренне я прошу вашего гостеприимства и участия в ваших Мистериях, которые я клянусь изучать и свято хранить в тайне. Если же я нарушу данную клятву и предам хлеб и соль, пусть собаки пожрут мое тело, я стану калекой и больше уже не человеком! 4

Невидящему Мирославу казалось, что стелящийся по полу туман ее голоса поднимается воздушными струям по его телу, заползает в ноздри, растекается в голове.

— Я нарекаю тебя Иштар, — произнес мужчина. — Благородный Эмир, освободи пленницу. Благородная гостья, добро пожаловать в наш лагерь! Располагайся по мою правую руку.

Через минуту Мирослав ощутил легкий толчок в спину и сделал несколько шагов вперед. Потом чья-то рука склонила его голову, он вошел в шатер. На плечи легли ладони, он услышал шепот у уха: «Преклони колени». Погодин тихо вздохнул и исполнил указание. Коленопреклоненного его утешала одна мысль: «Я играю роль. Это не я сейчас стою на коленях перед кучкой идиотов, а персонаж, которого я исполняю — одержимый бредом телемит. К Мирославу Погодину этот недоумок никакого отношения не имеет». Несколько раз прокрутив в голове успокоительную афирмацию, Мирослав окончательно смирился со своим положением и стал выдавать заученные ответы на вопросы посвятителя.

Дело дошло до клятвы. Ему дали кусочек подсоленного хлеба, который он должен был съесть.

— …Если же я нарушу данную клятву и предам хлеб и соль, пусть собаки пожрут мое тело, я стану калекой и больше уже не человеком! — завершил свою речь Мирослав и мучительно подумал: «Ну какой же бред…»

— Я нарекаю тебя Осирис. Благородный Эмир, освободи пленника!

С его лица наконец-то сняли повязку, развязали руки, позволили подняться с колен. Мирослав тряхнул головой, сощурился, вглядываясь в полумрак, освещенный неспокойными язычками пламени. Напротив него на массивном деревянном стуле с широкими подлокотниками восседал человек в пестром восточном халате. Приглядевшись, Мирослав узнал в нем своего экзаменатора, того, что постарше, с проседью. Рядом, одетый во все черное, стоял второй экзаменатор — парень с тяжелым взглядом. Он, по-видимому, исполнял роль Эмира.

— Благородный гость, добро пожаловать в наш лагерь!

Мирослав обвел взглядом обстановку. Они действительно находились внутри импровизированного шатра. На высокий конусообразный каркас, спаянный из тонких металлических прутьев, был наброшен большой отрез плотной черной ткани. Перед Саладином стояла свеча, блюдо с хлебом и солью. Ткань на каркасе была недостаточно длинной, между ее краями и полом оставался приличный, почти полуметровый, зазор. Вокруг шатра с внешней стороны горели свечи.

— Я приветствую тебя как брата степени Минервал, как Человека Земли, ищущего тайной мудрости. Также я дарю тебе этот Священный Свиток, — сказал посвятитель и протянул Мирославу «Книгу Закона» Алистера Кроули. — Изучи его должным образом. Это — устав Вселенской Свободы!

Погодин кивнул. Рядом с посвятителем, лицом к нему и спиной к Мирославу, на коленях сидела она, Иштар. Под ее ногами лежала восточная подушка, на плечи был наброшен черный плащ из шелковистой материи, горловина которого провисла на белокожей спине, обнажая выступы лопаток. Мирослав смотрел на ее остриженный затылок, склоненную шею, ложбинку на спине и чувствовал ее боль.

— Располагайся, — Погодину указали на подушку позади Иштар.

Он уселся по-турецки и увидел в другой стороне шатра, у входа, еще нескольких человек.

— Благородные и отважные гости, соратники! Вы прибыли к нам, когда свобода готовится дать решающий бой силам суеверия, тирании и притеснения. Что было вашим хлебом насущным и благом во время отдыха от усталости в вашем странствии?

— Книга Закона, — хором ответили собравшиеся.

— Можете ли вы объяснить природу этого Закона несколькими словами?

— Делай то, что велит твоя Воля, таков да будет весь Закон!

Присутствующие подняли правую руку и коснулись большим пальцем лба.

— Можете ли вы объяснить природу Закона далее? — продолжал посвятитель.

— Любовь есть закон, любовь, подчиненная Воле! — последовал хоровой ответ, но среди множества голосов Мирослав различил низкие нотки Иштар.

Левой рукой, распрямив ладонь, сжав четыре пальца и оттопырив большой, адепты провели справа налево в районе живота.

— Готовы ли вы защищать эти принципы своей жизнью?

— Да!

— Чтобы укрепить вас для боя, в нашу традицию входит прочтение главы из Книги Закона… «Любовь, послушная воле, — не случайная похоть дикаря, но и не любовь под страхом, как это происходит у христиан. Но любовь, которой путь указывает маг и владеет ею, как формулой духа….»

Мирослав знал, знал лучше других, что приводит людей к деструктивным культам — во всевозможные секты, что сводит их с ума, делает податливыми, словно глина, безвольными и готовыми принять за сияние истины любую абсурдную муру, как засидевшиеся в девках барышни готовы принять в мужья «уже кого-нибудь» вместо сверкающего доспехами рыцаря (он сам читал об этом лекции, он сам высвобождал людей из душных сетей псевдорелигий). Одиночество. Одиночество, имеющее свойство разрастаться внутри, как зияющая рана, поражать проказой здоровые клетки, ширя черную дыру, из которой таращится пустота и выползают наружу потаенные страхи.